Это не рассказы, это просто моя Жизнь, склеенная из кусочков

Было бы нелепо оценивать эту страницу с литературной точки зрения - это не рассказы, а просто кусочки, слагающие мою жизнь, которые расположены в порядке  хронологии - первый кусочек появился, когда мне было 15 лет, последний -  в 28. И если убрать любой из них - моя жизнь не рассыпется, и может быть даже в чем-то станет лучше, но случится другое - моя жизнь, какая бы она не была,  перестанет быть целой.

У каждого человека есть своя стихия

I

Так было всегда, с самого Начала - День заканчивался, и в мир входила Ночь, полная тишины и покоя. Но в этой ночи для тишины и покоя просто не осталось места, ибо все  заполнило Оно. И не было ничего кроме него, и Оно было всем.

Оно ревело, как зверь, доведенный до безумия. Оно стонало, как женщина. Оно ступеньками бурунов взбиралось на берег - бросалось на него, отступало и снова бросалось. Оно было сильно в своем гневе, в ярости стихии, неподвластной никому и ничему. Оно было всем и ему нравилось быть всем.

Но затем, когда первые стрелы небесных прожекторов выглянут из-за горизонта и коснутся воды. Когда ночной сумрак, в который раз проиграв свою битву с Днем, уйдет - Оно станет совсем другим. Его голос станет мягче, мурлычнее, Оно будет играть и ласкаться. И тогда в нем, словно в огромном зеркале, вспыхнет его ослепительно, яркое лицо, прекраснее которого нет ничего на свете. Это Он. Жизнь и смерть. Его сила известна, его поведение непредсказуемо. Он проносится смерчем, неся смерть, потому что ему так хотелось.

II

Это было давно. Так давно, что вряд ли об этом помнят первые камни.

Ночь. Небо усыпано яркими и холодными звездами. Тишину нарушает рев первобытных зверей. Темнота. Но в одном месте она отступает, признав свое поражение. Это Он. Он поет свою древнюю песню, пожирая сухие ветви и темноту. Возле него сидят люди. Их двое. Только двое. Мужчина и женщина. Они вместе. Им хорошо.

А мир огромен и многообразен, но им  это неизвестно - ибо пройдут десятки тысяч лет, прежде чем Колумб откроет Америку. И если бы кто-то и рассказал им об этом, они бы все равно ничего не поняли, поскольку были лишены того, что люди когда-то назовут абстрактным мышлением. Они могли понять только то, к чему прикасались их глаза и руки.

Но это было не важно для них. Они создали свой маленький мир. Мир, ограниченный этим костром. Мир полный уюта, тепла и света, который просто не смог бы вместить ни Америку, ни тысячи других вещей, которые так легко и безвозвратно научились помещать в свои миры люди много лет спустя.  Это все иллюзия, но... Они не знают, что такое иллюзия. А зачем им знать это? Им хорошо. Они счастливы. В этом мире нет холода ночи и опасностей, которые там таятся. Они не задумываются над тем, что будет завтра. Они живут сегодняшней ночью, каждым его мгновением, которое ярко вспыхивает, а в следующее мгновение безвозвратно теряется в темноте.

Огонь отражается в их глазах. Они познают друг друга, узнавая всепоглощающую тайну жизни, но уже не на уровне инстинктов, а на уровне чувств. Мужчина берет своими губами мягкие губы женщины и...

Но не будем врываться в их мир. Мир только для двоих. Этот эпизод не видела не одна пара глаз. По крайней мере, человеческих. Так что отведем и свой взгляд. Что было дальше - не важно. Важно - что у этого костра началось то, чему еще не было названия в их языке.  То, ради чего спустя тысячи лет люди будут разрушать города и слагать стихи, совершать великие подвиги и  великие глупости.

Это была Она

Здравствуй, осень. Осень души моей, вошедшая ко мне в самый разгар весны. Когда вечерний воздух тягуч и горяч, как темное марево нашей с тобой судьбы. Когда Земля, уставшая от тяжелого, невыносимого зимнего покрова, просит первого весеннего дождя. Ждет его, как мессию, чтобы в ответ выстрелить вверх упругие зеленые нити, из которых весна соткет яркие персидские ковры. Когда  по улицам бежит детвора, пугая громкими криками голубей, старух и вообще все живое - тогда ты вошла в мое сердце.

Как странно - за окнами Весна. Я чувствую, вижу ее, дышу ею, а внутри - шепот жухлых листьев, царапанье камертона по ржавому листу железа, тихий слякотный дождик, желающий стать бурей, и, конечно же, ты - моя Осень.

Как хорошо, что ты пришла ко мне, ведь мне с тобою так плохо. Так плохо, что хочется стать волком и выть, заполняя весь мир серой мохнатой болью. Здравствуй, Осень. Как ты смогла найти меня в круговерти жизни? Как ты посмела войти в меня в такой вечер и сколько будешь бродить по переулкам моей души? Я спросил, ожидая ответа, но услышал лишь шум дождя и тишину. Тишину долгую и тягостную, похожую на старость, на немое кино, на затянувшийся сон. Сон без звуков и красок. Я разгребаю сухие листья большой дворницкой метлой и гоню от себя холодные хлопья. Я знаю, что ты прячешь от меня буйство красок, симфонию желто-красных тонов, звучащую в четыре форте. Но где они?

И вокруг опять тишина. Стена. Серая и бесконечно-длинная. Где я? Я хочу выбраться отсюда. Я вновь и вновь карабкаюсь по мокрой штукатурке стены, но каждый раз падаю на листья. Я вижу небо. Оно ослепительно белое, как медицинский халат. Как мне найти дверь? Как мне найти дверь в лето? Это так просто, но для этого нужно встать и идти. Я снова карабкаюсь на стену и вот, наконец-то, хватаюсь за край, подтягиваюсь и лечу. Лечу по ту сторону, в непонятный мне мир. Мне страшно. Я кричу. Но что это? Снова комната, и я за письменным столом. Слава Богу - это был сон. Я смотрю на свои руки, испачканные штукатуркой, и ничего не понимаю. Так это все-таки не сон?

За окнами пахнет тишиной и звездами, внутри закончился дождь и высохли лужи, а Осень, не найдя ответа, ушла, прикрывая свою наготу опавшими листьями. Жалкая и дрожащая. Загадочная и величественная. До свидания. Если будет нужно - заходи, только предупреди заранее. И все. Дальше и дальше. Топ - топ - топ. А вокруг – россыпи звезд, освещающих нам путь, и все не так уж и плохо, потому что

Во Вселенную пришла Весна

Я стоял перед дверью. Обычной дверью, покрытой светло-коричневой охрой и толстым налетом тяжелой подъездной пыли. С тусклыми бойницами замочных скважин, тысячи раз выполнявших свое незамысловатое предназначение. Я стоял перед твоей дверью, такой знакомой и  похожей на тысячи других дверей, у которых, казалось, даже замысловатый узор царапин на краске один и тот же.

Я стоял, и, наверное, и сам это не до конца понимал, и объяснить это было так сложно, но все же... Понимаешь, мне очень нравятся наши встречи, но все-таки иногда... иногда я знаю, что ты мне скажешь, и знаю, что я тебе отвечу. Знаю, что будет дальше и что будет после этого "дальше", и чем все это закончится.

Но я не понимаю... зачем... зачем идти сквозь пелену слов, искусно плетя нить разговоров, таких разных на первый взгляд, но имеющих одинаковую основу. Сквозь дежурный поцелуй и традиционный стук посуды, перемежающийся со звоном хрусталя. Через легкую пелену опьянения, чистые, тщательно проглаженные простыни (почем зря - все равно их сомнут наши тела). Через одежду, осенним разноцветьем усыпавшую пол.

Снова пройти через все это для того, чтобы вскрикнуть, словно звери, в предоргазменном крике.
Исторгну,
 примешь,
  прижмемся,
    задрожим,
     обмякнем
     и в этот момент лишимся иллюзии целостности, обретая свои многочисленные, противоречивые я. Будем лежать неслышно, как дети, провинившиеся и ждущие наказания. Как мудрецы, ушедшие в глубокую неподвижную медитацию. Вот он - наш Алмазный путь. От начала, до неминуемого конца. С музыкой страстного придыхания, иллюминацией уличных фонарей и потолка, испещренного мелкими трещинами и каплями звезд.

- Но ведь мы никогда не повторяемся, - скажешь ты, - у нас достаточно фантазии.

- Да, наши вечера не повторяются. Они все разные, но это бесчисленные вариации одной и той же темы, первый аккорд которой прозвучал тогда, когда мы увидели друг друга впервые. Да, иногда мы пытаемся начать новую тему, и красота замысла кружит голову, но в ростках новой мелодии всегда чувствуется старое семя - и листья сворачиваются и опадают. И мы пробуем снова и снова, но меняются лишь инструменты - напряженную мелодию скрипок смывает упругой волной валторн, арпеджио клавиш сменяется звуками струн, но увы... Ничего нового нам не суждено создать, ибо наше дитя, рожденное в первый вечер, не терпит никакой конкуренции и своим прекрасным, но поднадоевшим голосом заглушает любые звуки нового.

Мы так много раз говорили об этом, и прекрасно понимали друг друга, но все оставалось по-прежнему. Как странно. Ты, такая разная, и я не могу похвастаться однообразием своих поступков, но мы продолжаем бежать, словно спринтеры на стадионе, которые бегут так легко  и красиво. И все бы ничего, если бы им не приходилось бежать по кругу. Но там стадион, а здесь жизнь.

Я постоял еще некоторое время, выгоняя остатки мыслей, и нажал на кнопку звонка : “Пум - пум”, - ответили мне из твоего мира. Твои шаги, скрип половиц, подмигивание глазка, и через мгновение дверь исчезает. Приветствия, объятия, поцелуи. Интересно. Пока все то же самое. Я прошел в комнату, с нетерпением ожидая следующей фразы. Она не заставила себя ждать. “Ужин готов. Будем что-нибудь пить сегодня?”

И в ту же секунду внутри щелкнул какой-то переключатель, и я вдруг выпал из реальности. Перед глазами закружился хоровод бутылок, послышались раскаты шампанского салюта. Звон бокалов тянулся и затихал, а каждый глоток, словно шаг, приближал меня к вершине пьяной нирваны.

Ты стоишь и смотришь на меня. Ах да. Ты задала мне вопрос. Как же я обычно отвечал на него? Я пытался вспомнить, но вереница винных образов не давала мне сосредоточиться. Что-то происходило со мной, что-то вело меня, но куда, и что же мне нужно тебе ответить.

Оцепенение. Пустота. Тишина, готовая взорваться ответом. И взрыв произошел. В какой-то момент все стало настолько простым и ясным, что я удивился - как я не понимал этого раньше. Осознав это, я рассмеялся, одновременно ловя огонек легкого недоумения в твоих глазах и сказал:

-  Знаешь, налей мне немного ветра. Пусть это будет западный ветер. Густой и сильный, он стекает по стенкам бокала, окрашивая их сочной кровью заходящего солнца. А теперь, немного дождя. Нет, этот ливень сохраним для следующего раза. Налей-ка мне лучше тот дождь, что острой бритвой рассекает тишину утра и  несет запах еще непроснувшихся лугов. А теперь, плесни мне южного ветра, несущего звездную пыль, безмолвие раскаленных пустынь и просоленность морей – теплых и глубоких, как твои глаза. Добавь туда два самых сокровенных желания. Хорошо. И еще одно. "Какое оно у тебя большое и красивое." Жемчужиной оно сверкнуло в моем бокале, ветры закружили ее и, целуя ее матовую поверхность, бережно опустили на дно.

- А что будешь ты ? – спросил я.

- Ну что ж… - и твои глаза сверкнули чем-то новым. – Сегодня я пью… - Ты на мгновенье задумалась…

- Налей мне ночь. Ту, которая пахнет пылью, плачет шорохом цикад и все еще хранит остывающий день. Ночь, несущую нас на своих широких влажных крыльях, полную бескрайнего бархата неба и неизвестности. Добавь мне немного росы. Три бусинки – больше не надо. Что еще? Шелест травы и робкий звук молодой листвы, впервые пробующей свой голос, когда к ней прикасается ветер.

- Да, а ветер ! Ты забыла про ветер ! – почти закричал я .

- Нет, как можно забыть про самое главное. Пусть это будет восточный ветер, несущий шепот тибетских лам, непонятный для наших ушей, но все равно - завораживающий и зовущий, приносящий запахи восточных благовоний, мудрую тишину буддийских храмов и, самое главное – тайну, которую нам еще предстоит разгадать.

И мы пили наши напитки и наполняли наши бокалы вновь и вновь, и наши души сливались и плыли единым существом по рекам вкусов и запахов, в которых нельзя было повториться. Я залил твой бокал лучами набирающего силу утреннего солнца, а ты плеснула мне торжественную тишину лунного света. Я подарил тебе вкус песни первого жаворонка, а ты напоила меня вином из подснежников. Я засыпал тебя цветами сирени, а ты ответила мне сладостью ночных фиалок. Сотни вкусов и запахов, на первый взгляд нереальных и фантастических, но, тем не менее, таких настоящих (ну разве виноградный спирт, пусть даже высшей очистки, реальнее запаха ветра ?)…

...Опьяненный и счастливый я лежал рядом с тобой, и потолок исчез, открывая картину южного неба, забрызганного яркой звездной пылью. И тут я услышал ее… Мощная, простая, не похожая ни на что на свете мелодия звучала внутри меня. Она не просто звучала. Она трепетала, пахла, плакала, лилась, заполняя собой каждую щелочку. Звуки смелыми мазками рисовали фантастические картины, которые рассыпались, тот час уступая место новым. Я хотел повернуться к тебе, чтобы сказать, но замер, потому что знал, что ты тоже слышишь. В этот момент мне достаточно было двух вещей в этой Вселенной -  тебя и нашей с тобой мелодии.

И наши тела слились еще крепче, став одним. Прозвучал финальный аккорд, и последний звук замирал, одновременно унося нас к самым далеким звездам и бросая в самые глубокие и темные пропасти. Тишина. Сама тишина была продолжением этой музыки. Той раковиной, которая надежно оберегает таинство жемчужины. Но, несмотря на то, что ничего лучше этой мелодии я никогда не слышал, я вспоминал нашу первую встречу и ту музыку, которая звучала в нас, волновала и переворачивала мир, а потом с каждым днем становилась все привычнее, теряя свой первозданный блеск и новизну. И мне очень не хотелось, чтобы завтра, мы начали сочинять вариации, пусть такие разные, но все-таки - всего лишь вариации.

А ночь захохотала, замотав головой, и рассыпая седину звезд по своим густым волосам. И, услышав ее смех, я понял, что будет все - и вариации, и другие темы, перед которыми меркнет все, услышанное ранее. Все зависит лишь от меня, и от тебя, и от нас с тобой. Это была последняя мысль,

и ночь поглотила и меня, и тебя, и нас с тобой

… Глупцы те, кто меняют на сомнительное золото дня настоящий черный алмаз ночи. А. Грин

Я сидел на диване, бессмысленно переключая каналы "источника знаний". Знаний настолько разнообразных, настолько и ненужных. В голове клубились густые пары виски. Я попробовал этот напиток первый раз в жизни. Нет, это было не дешевое пойло, продающееся в любом привокзальном киоске, на бутылке которого красуется надпись "made in Scotland".

Напиток, стоящий на самом почетном месте, носил сочное имя "Johnny Walker" и одним своим присутствием к чему-то обязывал. Все было великолепно - лениво струились пузырьки содовой, таяли кубики льда, в воздухе рассыпался перезвон хрусталя, стол был завален разнообразной закуской. Настолько великолепно, что через три часа после начала застолья я почувствовал себя безнадежно пьяным. Не помогла ни содовая, ни кубики льда, ни обилие еды.

Но что это было за состояние…  Я терял самого себя и мог стать кем угодно. Сначала я был густым басом валторны, потом тяжелым запахом сирени, и наконец стал сочным, готовым разлететься на тысячи солнечных осколков, плодом инжира.  Мысли были невероятно чистыми и спокойными, тянуло на философию. Нет, не о вечных вопросах бытия, а о себе родном.

…И вот теперь, когда стрелка подползала к двум часам ночи, когда сквозь волшебство проходящего опьянения замаячила обыденность, вдруг произошло Это.

В душный электрический день комнаты ворвалось дыхание ночной улицы. В нем было все: запах звезд, погребенных под сливками облаков, переливы густого августовского воздуха, зовущий шепот листвы, скрипка ветра, играющего на струнах проводов забытые мелодии и что-то еще, неуловимое и влекущее. Ночь ослепила меня. Она погладила  меня по лицу своими нежными руками - так гладит женщина лицо мужчины, зовя его. А ветер грубо схватив меня под руки и выволок на улицу. Это было очень странно – меня только что вытолкали из дома, но у меня было стойкое ощущение, что мой дом был именно здесь. И он был очень большой, этот дом.

Дом полный странных звуков, запахов и ночных образов. И самое главное - воздух. Его можно было пить, как густое темное вино. Пить долго, большими жадными глотками, расплескивая остатки на шершавый асфальт.

Я шел в ночь без явной цели. Что я искал - случайных ли встреч, одиночества? Скорее всего, и не искал ничего - мне было достаточно того, что мои ноздри раздувает ветер, а темная лента дороги отзывается на прикосновения ног гулким стуком. Вот упала первая капля, тяжелая, как камень, пущенный из пращи. Еще капля. Новое действующее лицо выходило на ночную сцену. Дождь. Он был очень шумным созданием, стремившимся наполнить весь мир своей торопливой поэзией. Я не боялся дождя. Мы заключили с ним перемирие на эту ночь и побратались. Мы шли вместе, и я слушал его рассказ.

Я стал другим. Еще десять минут назад я сидел дома, машинально переключая каналы. Что произошло? Что сделало из сонного обывателя, лежащего в теплых объятиях дивана, человека, идущего в ночь вместе с дождем? " Наверное, это ветер", - подумал я. " А скорее всего - виски", - прошептал кто-то внутри. Я не стал спорить и согласился.

Собака. Мокрая овчарка привязалась к нам, и мы пошли втроем. Я разговаривал с ней, и могу поклясться, что она все понимала. Даже то, чего я не договаривал. Было в ней что-то человеческое. Наверное – обыкновенное человеческое доверие и открытость, которых так часто не хватает людям.

Впереди показалось что-то живое, светлое и теплое. Оно манило, завораживало, грело. Это был огонь, в простонародье называемый "вечный". Огонь – один из моих старых друзей. Мы поздоровались, и я сел рядом. В темноте возвышался гранитный обелиск, стыли мокрые плиты. Все было мертво, но только не огонь. Он танцевал древний боевой танец, пытаясь выиграть свою давнюю битву с водой, и капли дождя исчезали, соприкасаясь с ним. Огонь пел мне песню. Тепло разлилось по телу, и не хотелось возвращаться домой. Хотелось сидеть всю ночь возле красно-синих сгустков жизни, как сидели миллионы лет назад мои далекие предки, боящиеся ночи, но доверяющие Огню, который после наступления тьмы становился их единственным другом и Богом…

Но все когда-то заканчивается, и я возвращаюсь обратно. Прямо под ноги упал тяжелый желтый лист. Он шмякнулся об асфальт, как самоубийца, выбросившийся из окна, вздрогнул, соприкоснувшись с холодной землей, и умер. "Но ведь еще лето", - растерянно подумал я. "Но ведь скоро осень", - ответила ночь. И снова мои шаги тонут в шуме дождя. Спонтанная ночная прогулка подходит к концу.

Открываю дверь - меня встречает электричество, тепло и уют. А дома не так уж и плохо. Включаю душ, и, не тратя время на ненужное раздевание, долго стою под его горячими струями. Оказывается, это очень классно - принимать душ в одежде. Через некоторое время одежда становится тяжелой и тянет вниз.  Я снимаю ее, и теплый дождь продолжает идти. Что дальше? Сигарета, ночная музыка, глубокий предрассветный сон.

А за окном продолжал идти Дождь

Случился первый день некалендарной весны. Мы шли с другом по улице, и нам улыбались девушки и солнце. Когда стемнело, зима не злобно напомнила о своем существовании – пошел осторожный снег. Нам было хорошо этим вечером, небольшой компанией мы сидели на улице, наслаждаясь пивом, снегом и разговором.

Недалеко от нас, на остановке сидела девушка и ждала трамвая, и все бы ничего, если бы трамвайную остановку пару дней назад не перенесли дальше, метров так на триста. По тому, как растерянно скользил ее взгляд по проезжающим мимо трамваям, было несложно догадаться, что девушка пьяна (…уже который день, по уши влюблена в чужие…).

Понаблюдав несколько минут эту забавную картину – один из нас (это был я) двинулся на помощь прекрасному созданию и предложил ей руку. Нетвердой походкой парочка двинулась к остановке.

Мы шли, я прижимал ее к себе, она пахла весной и женщиной. Она и была весной и женщиной. Вот и остановка, мы расцепили руки и встали друг против друга. Я подумал, вот сейчас посажу ее на трамвай и больше никогда не увижу. И тут… Я не могу описать, что это было, но подобное чувство я не испытывал ни до ни после этого.

Весенняя сила толкнула меня к ней, и не было ни желания, ни сил ей сопротивляться. Я просто подчинился её воле. Шагнул, обнял, ощутил. Взгляды, руки, губы. Поцелуй. Длинный, как оставшаяся уже только в воспоминаниях зима. Волнующий, как запах весны. Горячий, как  лежащее где-то за горизонтом времени лето. Мы не сказали друг другу ни слова, но это уже были отношения. Это был не секс, не страсть, не похоть, не любовь. Это было...

...Черт возьми - я не могу облечь это в слова, но всякий раз, когда я вспоминаю это – внутри все замирает, и мир становится прекрасным. Мы не знали имен друг-друга, но мы знали друг-друга.  Я вдруг почувствовал, что знаю про нее очень много. Знаю без слов, без объяснений. Просто так. Это был момент единения. Момент, когда мы были одним трепещущим, вечно живым Целым, но в то же время каждый из нас, как никогда, являлся самими собой. Это длилось несколько минут. Минут, когда мы выпали из этого мира, и попали туда, где нет ничего, даже времени...........................

...Мы стояли, прижавшись, и понимали, что все. Волшебство закончилось. Я посмотрел на нее и неуверенно спросил "Может быть..?" Она задумчиво сказала: "У меня муж, двое детей...".  Конечно, все это могло получить естественное продолжение, в котором и вино, и музыка, и вся прочая предшествующая хрень. Все бы произошло. Как? Да, не важно. А потом бы она рассказывала своей подруге за сигаретой: "У нас был такой секс...". А может быть, и не было бы этой фразы. Не это важно, а важно то, что это бы все испортило.

Нет, не секс – мы  не были ханжами. Просто это ощущение, это таинство, которое  маленьким, но стойким огоньком жило в наших сердцах. Которое было тем, что выходит за рамки всего, но в то же время является всем. Что не принадлежит этому миру, но присутствует в каждой его частице. Что невозможно описать словами, а можно только почувствовать. Все это уже составляло единую картину Жизни. Мы нарисовали ее за несколько минут, и она была полностью закончена. Еще один мазок, и Леонардо станет грубой подделкой. И мы поняли все это тоже без слов.

Хотя, вы можете сказать, что тождество наших мыслей не более чем моя фантазия. Если так, то просто спросите у нее. Я не знаю ее имени, но она такая... красивая, такая... легкая. Только поторопитесь, она уже уходит. Ну что же вы...

Стук трамвая, цокот каблуков, грохот закрывающихся дверей и та, что подарила мне все это, исчезла.  И когда я оказываюсь на этой остановке, внутри возникает чувство, которому я до сих пор не могу найти названия. Хотя, если быть проще - мне становится просто

Очень хорошо

The show must go on

В мою жизнь что-то врывается. Это всегда происходит внезапно. Но что это?

<входит ветер>

Он вырывает из дрожащих рук кипы листов, на которых записана вся моя прошлая жизнь. Многие страницы ветхие и почти разваливаются, но это же Моя жизнь. Он срывает одежду, обнажая все – тело, мысли, сердце и я становлюсь открыт и уязвим настолько, что мне становится одиноко и нелепо. А ветер, наливаясь грубой силой, поднимает с темного дна неведомое, и я замечаю, что под всем этим в моей душе хлюпает грязь и страх. А ведь даже дети знают - если выпить этот липкий, тошноватый сироп, то станет очень СТРАШНО.
И еще… Слышишь? Всегда этот трепет. Это

<входит огонь>

Сперва он был тихим и незаметным, и еще можно было загасить его стаканом алкоголя – как знать, быть может, тогда все и сошло бы с рук. Хотя бы на время. Но сейчас было уже слишком поздно. Я прислушиваюсь – он не погиб. Там, в невидимых домнах было достаточно топлива. Он набирал силу, и я ничего не мог с этим поделать. Это было жутко неприятно, как будто внутри жил отдельной жизнью маленький ад. А что хорошего может быть в аду?

И вновь нахлынуло, так странно и так знакомо. Это

<входит дождь>

Вода кипела, лакая огонь. Ветер сходил с ума. Начиналась буря, которая уже выплескивалась на поверхность и в ее голосе слышались отголоски чего-то давно забытого, страшного и мудрого одновременно. Я должен был стать бурей. Только так можно ее выдержать. Огонь, ветер, вода сплелись в синие пламенеющие косы. Они развевались, они заслонили все. Мы боролись друг с другом, но мы были вместе.

Страсть стала усталостью, и тогда Червяк сказал:

- «Я - Бог». Потом, испугавшись собственной дерзости, скорчился, ожидая заслуженной молнии с небес. Но ее не последовало. Бог конечно же услышал слова червяка, ведь «Бог все слышит». Он по привычке грозно нахмурил брови, посмотрел вниз, и вдруг засмеялся. А затем с небес опустилась рука и осторожно подхватила червяка. Бог поднес его к своим глазам и улыбнулся. Так они стали друзьями.

В мою жизнь  часто входит что-то новое, а я очень боюсь изменений. Да, моя жизнь далека от идеала, но по большому счету, наверное, она устраивает меня, раз я не пытаюсь ее изменить. Конечно, я могу так много сделать, только... Только почему-то не делаю.

И это новое заполняет меня всего, и я постепенно становлюсь им. Я вижу, как исчезает прошлое и мне очень жалко его терять. Это тяжело, это больно, это несправедливо. Так несправедливо, что я плачу и сквозь слезы грожу Богу кулаком. Но Бога почему-то не видно, зато есть Это, которое уже полностью стало мной... И вдруг...

Вдруг все заканчивается, и я чувствую, что есть прохладный ветер. И еще - согревающий огонь. И еще - ласковый дождь. И самое главное – есть то, чего не было вначале и чему я так и не смог дать название. И я говорю: «Здравствуй». И улыбаюсь. И падает занавес...

<конец>